7 дней в июне - Страница 142

142

Только сейчас я окончательно поверил в реальность переноса из будущего.

Аэропорт встретил нас непривычным гулом и суетой. Фургон миновал проволочное заграждение и остановился рядом с большим самолётом. Я не любил это искусственное слово, но стоящий нависший над нами аппарат нельзя было назвать иначе. Рядом с остеклением кабины пилотов было написано Як 40. То, что этот самолёт большой я думал ровно до того момента, когда мимо нас проехал огромный аппарат. Когда он остановился, в хвостовой части раскрылись дверцы и начал опускаться пандус.

– А где у них двигатели? – спросил у меня Ленски.

Я перевёл вопрос сопровождающему.

– У этих самолётов нет винтов, они реактивные – снисходительно ответил он.

Я хотел перевести ответ Ленски, но он не слушал меня, он смотрел, как из чрева самолёта выходили взвод за взводом, обвешанные оружием солдаты.

– Господа, прошу проходить – произнёс сопровождающий, указав на лестницу-пандус в хвосте нашего самолёта, подобную трапу виденного нами гиганта. Поднявшись, я увидел небольшой салон с восьмью креслами, нас посадили с одной стороны прохода, с другой сели охранники. Сопровождающий ожесточенно спорил с кем-то у трапа. Наконец он зашёл в салон. Закрылся трап, загудели двигатели, и наша машина стала медленно двигаться по бетонной полосе. Вдруг скорость начала возрастать и незаметно для меня самолёт поднялся в воздух. В течение всего полёта я не мог оторваться от иллюминатора.

Москва встретила нас хмурым небом и мелким моросящим дождём.

Нас встретили прямо у трапа самолёта и проводили к странному аппарату с огромным воздушным винтом над фюзеляжем. Я слышал о геликоптерах, но вживую такое чудо видел впервые. В полёте геликоптер был гораздо шумнее самолёта, но пытка новой техникой продолжалась недолго.

Наше путешествие закончилось в расположенном среди леса, уютном двухэтажном особняке. Не успел я осмотреть отведённую мне комнату, как в дверь постучали.

– Добрый вечер! Меня зовут Нелюбин Анатолий Иванович – представительный седой мужчина протянул мне руку.

– Очень приятно. Михайлов Петр Алексеевич – отвечая на рукопожатие, произнёс я.

– Пётр Алексеевич, собирайтесь, нам надо срочно ехать.

– А как же Оскар?

– Не беспокойтесь, господин Штайн сейчас будет беседовать с нашими техническими специалистами.

Я надел пиджак и вышел в коридор вслед за Нелюбиным.

Пожалуй, сегодня у меня был самый безумный день в моей жизни. В час ночи я вылетел из окрестностей Берлина сорок первого года, а в девять вечера шел на встречу с премьер-министром Российской Федерации две тысячи десятого года.

Премьер встал из-за стола и пошёл мне на встречу. Мы поздоровались, и он предложил мне присесть.

– Господин Михайлов, я хочу извиниться перед вами за то, что не смог принять вас сразу, но у нас возникла небольшая дискуссия о морально-этических принципах.

Он немного помолчал, а затем продолжил: – Почему Гейдрих настаивает, чтобы посредником на переговорах были именно вы?

– Мне кажется, он считает, что по моему поведению сможет определить, не обманываете ли вы его – ответил я: – он хочет иметь твёрдые гарантии жизни и безопасности. И считает, что только вы можете их обеспечить.

Премьер продолжил: – Наше условие это полная и безоговорочная капитуляция Германии с последующей денацификацией, и это обсуждению не подлежит.

– Господин премьер-министр, он согласен на полную капитуляцию.

– Пётр Алексеевич, я верю вам, но могу ли я верить Гейдриху?

Всю оставшуюся ночь я отвечал на вопросы экспертов. И только к утру, ошалевший от огромного количества выпитого кофе, я вернулся в свою комнату.

Сержант Александр Любцов. Вильнюс.

Сегодня я впервые в жизни поучаствовал в настоящем бою. И хотя внешне это весьма напоминало учения – тот же дым повсюду, тот же грохот, тот же мат комроты, привычная тяжесть АК в руках – кое-что серьезно отличалось.

Это было по-настоящему.

Черт, несмотря на то, что я в стоящей столбом пылище и этом жутком дыму и не видел-то толком никого, стреляя «куда-то туда», было страшно. Вот так вот – и в армии отслужил, и в хардбол играл уже лет пять, а все равно первый бой – он первый. То бишь руки трясутся, голову из укрытия не высунуть… но я справился.

В этот городок размером с Центральный район моего родного Волгограда мы влетели рано утром после многочасового марша. Влетели – и едва ли не нос к носу столкнулись с немчурой. Даже не знаю, кто был сильнее удивлен – мы или они. Ибо нам сказали, что наци здесь нет и нам как раз до их подхода надо успеть закрепиться. А те, походу, нас тоже как-то не ждали.

Результатом этого неожиданного знакомства стала пальба. И как все-таки хорошо, что впереди у нас была рота, в которую набрали парней с реальным опытом. Они быстро среагировали и угостили фашистов отличным блюдом из свинца и стали.

Для меня бой начался через несколько минут после этой первой стычки. Спешившись с «моего» бэтээра (вытащенный со склада БТР-70, оказавшийся, на удивление, в неплохом состоянии), я со своим отделением занял позицию в небольшом кирпичном домике, одной стеной выходящим на площадь, образованную пересечением трех улиц.

Я как раз поднимался на третий этаж, когда моих ушей достигли тарахтящие звуки немецких танков. Т-3, мать его за ногу. Думается мне, это урчание будет мне еще сниться.

– Леха, вали жестянки! – танк-то этот не фонтан, особенно в сравнении с нашими Т-90 или даже Т-62, но если вдарит своими пятьюдесятью «мэмэ» – мало не покажется.

142