Максу так стало жалко себя, что непрошенная слезка нечаянно скатилась по разбитой прикладом щеке. Ссадины немедленно защипало и он зашипел от боли.
– Больно, Максимка? – ласково сказала Маша, утирая свои слезы. А потом опять протерла лицо раненого.
Максимка… Так называла его мама. Когда-то называла. А сейчас – назовет ли? Жива ли она? Кому он, Макс, нужен, кроме нее?
– Оля где? – шепнул он. Маша спрятала глаза под челкой.
– Давай я тебе промедола уколю, давай? Ты поспишь, и все пройдет.
– Оля где? – сказал он чуть громче.
– Сейчас, Максимка! Сейчас я тебя кольну и все хорошо будет! – засуетилась, почему-то Маша.
– Оля! – хрипло крикнул Макс.
– Она со мной, не ори! Слабак… – рявкнул Рустэм.
Макс попытался опять приподняться, но в этот момент игла кольнула его в предплечье и мир поплыл, поплыл, поплыл и растворился.
– Присаживайтесь, Сергей Викторович, располагайтесь как дома. Хе-хе, понимаю, что в гостях хорошо, но, сколько дней вы уже у себя не были? – Широкий приглашающий жест президента недвусмысленно указывал в сторону небольшого дивана, расположенного вдоль дальней стены кабинета.
«Ага, значит, пока будем говорить без протокола. Иначе предложил бы сесть за стол». – Министр иностранных дел внешне расслабился, согнав с лица «служебное» выражение, и проследовал в указанном направлении. Внутренне он оставался таким же собранным, поскольку рамки «неформального разговора», более гибкие для непосвящённых, подразумевали гораздо больше ответственности за свои слова, нежели ритуально-протокольное общение.
– Четыре, как вся свистопляска эта началась. Хорошо, на рабочем месте всегда минимальный «набор командировочного» существует. Да кое-что помощники перевезли, в первый же день.
– Привыкайте. Теперь, где мы – там дом. Выспаться-то удаётся? Или как я – по шесть часов в сутки – максимум? – Отрабатывая «обязательную программу», присущую началу подобных, нечастых, кстати сказать, бесед, глава государства был убедителен в своей заботе и почти искренен. Навязанный темп работы напомнил ему о студенческих годах с их неизбежным авралом в «последний день», впрочем, речь сейчас не об этом.
– Иногда дают и по восемь, но нам не привыкать. Было дело, только в самолётах отсыпались, да и то – на пути домой.
– Это хорошо, что вы о перелётах вспомнили. Есть мнение, и вы, Сергей Викторович, вероятно, уже знакомы c ним, что в ближайшие недели или даже дни вам будет необходимо совершить большое турне… – Пауза, нарочно сделанная президентом, давала министру возможность вставить «свои пять копеек», не заходя при этом за границы вежливости в общении начальника и подчинённого.
– И выступление Рузвельта тому причиной…
– Если не сказать: «тому виной!» – Прозвучавшие на мгновение в голосе главы государства сварливые нотки, уступили место сухому, подчёркнуто-деловому тону. – Полной информационной блокады достичь не удалось, да и невыполнимо это в существующих условиях. Вчера мы предоставили посольству США возможность связаться с Вашингтоном на частотах дипломатической связи сорок первого года и передать всю свою информацию шифром того же периода. – На невысказанный вопрос министра его собеседник устало, но довольно усмехнулся. – А вот так. У нас ничего просто так не пропадает. Впрочем, вы частично в курсе. Ведь это ваши сотрудники готовили российскую часть пятичасовой передачи? – Дождавшись утвердительного кивка своего визави, президент продолжил. – А вот такого ответа от старины Франклина не ожидал никто. Поражающая скорость реакции – буквально через несколько часов публично выступить с предложением скорейшего созыва трёхсторонней конференции в Москве, с перспективой заключения военного союза! Вот что значит – государственный ум докомпьютерной эпохи. Не голова, а Дом Советов!
– Несомненно, американский президент – сильный противник. – Парадоксальная, с точки зрения тональности беседы, оценка естественного союзника, прозвучавшая из уст министра иностранных дел, заставила главу государства недоумённо вскинуть брови.
– Не партнёр? Вы так считаете?
– Как будто вы считаете иначе… Если я правильно понимаю перспективы, в ближайшие дни мне придётся всеми правдами и неправдами ломать об колено Рузвельта и Черчилля.
– Да. Вместе и поодиночке. Доводя до их сведения простую мысль – в радикально изменившихся геополитических условиях мы не испытываем необходимости в равноправных партнёрах в борьбе с нацизмом. Мы лишь хотим избежать возможных конфликтов и неизбежно сопутствующих им жертв в послевоенном мире.
«В связи со сложившимся критическим положением фракция КПРФ вносит на рассмотрение Государственной Думы и Правительства Российской Федерации вопрос об увеличении срока военной службы, отмене большинства отсрочек от призыва и ужесточении уголовной и административной ответственности за уклонение от призыва на действительную военную и альтернативную службу.
Срок военной службы по призыву рекомендуется увеличить до…»
В раздражении, причина которого уже некоторое время лежала перед его глазами, президент хлопнул ладонью по столу. Перьевая ручка, подпрыгнув, слетела со столешницы и укатилась под кресло. Поднимать её он не стал.
«Как всё для них просто. Как всё чётко и правильно сформулировано. Не подкопаешься. – „В интересах защиты государства… Перед лицом смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной…“ Почему эти слова, верные по сути, кажутся на бумаге предельно пафосными, потасканными, засаленными до неразличимости? Может, всё дело в авторстве документа? „Системные оппозиционеры“, радетели за народное благо – „красные“ банкиры, предприниматели и управленцы. Поднявшие коммунистическую идею на новый уровень… Угу, как цыган, приведший старую больную клячу на рынок. Живот надули, зубы подточили – в общем, как новая.