7 дней в июне - Страница 169

169

И это он Пашку хоронит.

И не только Пашку. Еще и себя. И свою прошлую жизнь. Бестолковую и, совершенно, никому не нужную. И Ольгу хоронит. И Машу. И Рустэма. И даже Иришку. Всех.

Почему-то ему вдруг захотелось увидеть маму.

«Пока не поздно… Пока не поздно!» – мысль билась в мозгу, больно ударяя изнутри по черепной коробке.

Макс вдруг увидел сотни людей, похороненных когда-то на этом кладбище. Они рождались. Любили. Работали. Плакали. Веселились. Пели. Провожали. Умирали. Оставляли след после себя.

А что сделал он? Какой след он оставил в жизни?

Сбежал.

Когда он кидал лопатой землю, и земля со стуком падала на крышку гроба, и гроб покрывался ей как саваном, и саваном его накрыло решение.

– Я ухожу, Маш, – сказал он, когда они пошли за рыдающими старухами к домам деревни.

Она помолчала. Потом твердо ответила:

– Я с тобой.

Алексей Кулагин, заместитель командира роты. Калиниградская область.

Ночью, еще до четырех, мы выдвинулись на новые позиции, расставили посты по периметру, и начали отрывать траншеи, окопчики для гранатометчиков и пулеметчиков (а нам батальон в усиление еще и АГСы выделил), и укрытия для бронетехники. Времени было мало, а объем работ – закачаешься. Вкалывали все.

Еще и шести утра не было, а спина у меня уже ныла так, что пришлось почти полчаса отлеживаться. Хорошо еще, почва здесь рыхлая, песчаная, да и сухо было последнее время. А то ведь вообще амбец был бы. Вот гадство! На мне воспитательная работа во взводе висит, а я тут молодым пример подаю – сачкую! Но делать было нечего: старость – не радость. Отлежался – и снова за лопату! Хотя мне и не довелось в бою побывать, но я крепко затвердил, что жизнь в бою от лопаты зависит подчас больше, чем от автомата. Так примерно я окружающим меня ребяткам и втолковывал:

– Чем глубже в землю зароемся, и чем глубже коробочки закопаем, тем больше шансов, что в эту землю не мы ляжем, а фрицы. Так что копайте, братцы, копайте! Видите, дедушка ваш тоже копает, хотя и старенький, и лопатку едва держит, – и с этими словами я наглядно демонстрировал практическое применение формулы «копай глубже, кидай дальше»

– Наша задача – не просто фрицев пугануть, чтобы они из Эльблонга драпанули, а дать им такого дрозда, чтобы они тут легли. Нефиг было к нам лезть! – продолжал я, пользуясь произносимыми фразами как поводом для коротеньких передышек. – Я тут уже с их художествами познакомился. Едва сутки в Мамоново стояли, а успели и пограбить, и понасильничать, и пострелять кучу гражданского народа. За такое отвечать надо по полной! Вот мы с них и спросим, больше некому. Поэтому нам надо здесь так упереться, чтобы ни один гад из города не ушел. Целым, во всяком случае. По частям – можно.

Солнце уже давно висело над нашей головой, а мы едва успели отрыть какое-то убоищное подобие траншей в одну нитку. Капониры для бронетехники выглядели явно лучше, потому что у БМП были средства самоокапывания. Часть коробочек наш взвод поставил за железнодорожной и шоссейной насыпью, дооборудовав позиции и подсыпав земли, чтобы был удобный выезд на шоссе и на железку. Но больше мы уже ничего сделать не успевали. Еще сложнее пришлось правофланговому взводу, который должен был оседлать высоту 47,0 южнее поселка Верхний Грюнау (Grünau Höhe) – высотка была плоской, голой, и над окопами и маскировкой пришлось повозиться изрядно. Хорошо хоть, нам прислали отделение из инженерно-саперного взвода, которое малость подкрепило нашу жиденькую оборону минами.

Но вот подан кодовый сигнал по радио, продублированный двумя ракетами, взлетевшими над северо-восточной окраиной Эльблонга. В дело вступила артиллерия и минометы. Сначала фрицы пытались отвечать, но очень быстро стало ясно, что контрбатарейную стрельбу они проигрывают вчистую, позволяя нашим артиллеристам уточнить координаты целей и тем вернее накрыть их огнем. Однако снаряд есть снаряд, и даже если он пущен не снайперски точно, он все равно заряжен смертью. Фрицевские минометы прошлись и по нашим позициям. Хотя их быстро заставили замолчать, в дежурном расчете пулемета недалеко от окопчика управления роты близким разрывом мины был убит один боец и серьезно ранен другой. Мне же на этот раз досталось лишь несколько комочков сухой земли на каску. Но и эти немногочисленные разрывы заставили противно холодеть внутренности.

Потом артиллерийская стрельба закончилась, и в город пошла пехота при поддержке бронетехники. На нашем участке было относительно спокойно – ибо нам команды на штурм не было (как я и подозревал…). В бинокль можно было разглядеть какое-то шевеление между окраинными домами Грюнау, и чуть дальше и левее – у шоссейного путепровода над железнодорожными путями, но к нам пока никто не лез.

Потом ситуация стала меняться. Нет, нас все так же не тревожили, но в районе путепровода, за насыпями шоссейных дорог и у поселка Гюнау стали явно накапливаться немецкие зольдаты, притащившие с собой и кое-какую артиллерию, выглядевшую явно солиднее 37-мм «колотушек». После недолгих переговоров по радио Баскаков дал приказ на открытие огня. В первую очередь из пушек БМП были обстреляны артиллерийские упряжки, но и на пехоту тоже обрушился огонь пулеметов и АГС.

Фрицы были, разумеется, не в восторге, и тут же начали отвечать. Из-за домов и из-за насыпи ударили замаскированные до поры пушки. По нам, кроме минометов, отработали две батареи – одна 10,5 сантиметровых гаубиц, и одна батарея зениток, знаменитых «ахт-ахт». И вот тут нам сразу стало кисло. А под прикрытием огня с нами перебежками стала ловко сближаться фрицевская пехота.

169