7 дней в июне - Страница 171

171

«О-о-о!» – жгучая боль, после того, как схлынул азарт игры в прятки со смертью, и я осознал, насколько близко я был на этот раз от свидания с косой, вышибла из меня остатки воли и самообладания. Но ничего еще не кончилось. Я немного отстраненно фиксировал, как стрелок-башнер, даже не посмотрев, в каком состоянии его товарищ мехвод, подхватил со дна траншеи автомат одного из убитых пулеметчиков и пристроился неподалеку от Тюрина, сразу начав огрызаться короткими, но частыми очередями.

«Гранатой – огонь!» – заорал Тюрин. Значит, фрицы совсем рядом. Наши в окопе стали швырять гранаты, впереди загрохотало. Я сам, немного тормозя, потянулся к гранатному подсумку, но вдруг перед моими глазами мелькнула до боли знакомая по кинофильмам фрицевская граната с длинной деревянной ручкой, и мое тело среагировало само – каким-то невероятным вывертом крутанув автомат, я, как ракеткой, врезал прикладом по этой летящей ко мне гадине, готовой нашпиговать меня осколками. Боль в спине ожгла так, что я смог издать только сипение враз пересохшим горлом и рухнул на дно окопа. Бах! Бах! – рвануло что-то неподалеку от меня, и на спину мне малость сыпануло песочком. Видно, часть брошенных гранат все же влетела в траншею…

Сознание, впрочем, оставалось еще со мной, хотя я воспринимал все вокруг, как будто меня обложили ватой, сунули в густой туман, да еще и залили чем-то глаза… Грохот близких разрывов. То ли ручные гранаты, то ли фрицы напоролись на противопехотные мины… Затем где-то вдалеке, в стороне города, резко усилилась стрельба. Грохотали башенные пулеметы КПВТ, рычали автоматические пушки, долбили какие-то гораздо более солидные системы, и все это на фоне сплошного дробного перестука автоматов. Почти над самой головой гулко задолбил КПВТ. Я лежал, как-то отстраненно вслушиваясь в какофонию боя, которая, то уплывала куда-то за пределы восприятия, то вновь накатывала на меня.

Некое подобие самоощущения вернулось ко мне, когда чьи-то руки стали меня переворачивать, и боль в спине прорезалась жгучей вспышкой. Я засипел сквозь прикушенные губы, но сознание упорно оставалось со мной, не давая мне провалиться в спасительное забытье.

– На живот его кладите! – рыкнул солидный бас у меня над головой. – Не видите, олухи царя небесного, у него вся спина в крови!. Крепкие руки неделикатно вцепились в меня и водрузили на носилки. Рывком я воспарил над траншеей, а затем, с толчками и раскачиванием, поплыл над землей. Повернутая набок голова позволяла мне созерцать редкие воронки, вытоптанную местами сочную зеленую траву, края траншей с кое-где валявшимися автоматными гильзами, пару трупов в фельдграу, чьи-то ноги в берцах и камуфляжных штанах, выше колен разлохмаченных и пропитавшихся кровью, маузеровскую винтовку, которую еще сжимала оторванная кисть, немецкую каску с пулевыми пробоинами, немецкую же противогазную коробку, «банку» – круглый магазин от РПК, колеса стоящего неподалеку БТР, а, скосив до предела глаза, я мог наблюдать размеренно топающие ноги одного из санитаров, доставлявших меня по назначению…

В медицинском взводе, когда принялись за мою обработку, выяснилось, что пуля из немецкого карабина, ударив вскользь по моему бронежилету, сковырнула и изуродовала пластину, что наградило меня поверхностной, но весьма обширной рваной раной на спине. Ну, что за невезуха! Швы мне наложили, и теперь несколько дней придется вылеживать – хорошо хоть, что не в госпитале в Калининграде, а рядом с ребятами, тут же, в занятом нами Эльблонге.

Этот бой дорого обошелся и нашему взводу, и всей нашей роте. Если бы не превосходство в вооружении, позволившее нам сильно проредить вал кинувшихся на прорыв фрицев, они втоптали бы нас в пыль. Однако, несмотря на убийственный огонь из автоматов, пулеметов, минометов и пушек, несмотря на минные поля перед позициями роты, группа фрицев последним броском все же ворвалась в траншею нашего взвода, и я выжил, наверное, только потому, что меня, залитого кровью, лежащего ничком, приняли за убитого. Выжил и раненый мехвод, которого мы вытаскивали, но ему досталось крепко – пуля в бедренной кости, касательное ранение грудной клетки – пуля застряла в ребре, и еще одна пуля вошла под правую ключицу. Мой комвзвода Тюрин получил две пули в легкое навылет, и было еще неизвестно, выкарабкается ли он после этого ранения. А вот башенный стрелок, вместе с которым мы волокли раненого мехвода, погиб – ему досталась пуля из нашего КПВТ, когда на него навалилась целая толпа фрицев. Так его и нашли – под этой кучей трупов в фельдграу, порванных очередью из крупняка.

Из воспоминаний наводчика Flak35 (88 mm), гефрайтора люфтваффе:

«…Гарнизон Эльбинга получил немалые подкрепления. Отовсюду в город стекались учебные подразделения пехоты, артиллеристов, танкистов, отряды морской охраны, подразделения СС и фельджандармерии, и даже подкинули что-то из резервных соединений. Наши батареи, ввиду выявившейся бесперспективности стрельбы по ужасным новым самолетам русских, были поставлены на прямую наводку для борьбы с бронированными целями.

Напор русских с утра 27 июня был страшен. Они накрывали позиции нашей артиллерии с нескольких залпов, как будто в каждом чердачном окне торчал их корректировщик с рацией. Но сбившиеся с ног фельджандармы не смогли обнаружить ни одного. Вскоре северо-западные и северо-восточные окраины города превратились в арену уличных боев. Русские бронемашины с крупнокалиберными пулеметами давили огневые точки, пробивали щиты артиллерийских орудий, а их немногочисленная, но до зубов вооруженная автоматическим оружием пехота методично продвигалась вперед. Их ручные пусковые установки для ракет стали своего рода „карманной артиллерией“, которая могла бить из-за каждого угла, из-за каждого дерева, не оставляя защитникам города никаких шансов. Тем не менее, наши парни держались крепко, стараясь метким огнем выбивать наступающих русских. К сожалению, те редко предоставляли такие шансы.

171