7 дней в июне - Страница 35

– Хе! – ухмыльнулся Калинин. – Вечно вы, журналисты, все последними узнаете. Сухой закон в стране!

Потом он остановился, с ехидной какой-то жалостью посмотрел на меня. Снял флягу с пояса и протянул мне:

– Будешь, штафирка?

Я вздохнул и не смог отказаться. Понятно, что там была не вода.

– Вали в вагон и отсыпайся. Это приказ.

Я кивнул, пытаясь унять рвотный рефлекс и сделал несколько шагов в сторону вагона. Потом не выдержал и сел на перрон. Патрульные, охранявшие выход с платформы, с завистью посмотрели на меня. Голова кружилась… Мама, не горюй!

«Оуо! Ты снова в армии!»

Добрался я до своего вагона с трудом. А уж как залезал на полку – лучше и не вспоминать…

Проспался я лишь к полудню. Калинин так и не появился. Потоптал к титану и заварил чайку покрепче. С дохлой долькой лимона, оставшейся на столе после вчерашней пьянки.

Потом уже выполз на перрон, спрятался в теньке и начал медленно приходить в чувство. Слегка потрясывало. Но не настолько, чтобы чай разлить на штаны. А на перроне… Я такое видел только в фильмах про войну. Военные сновали туда-сюда. Чего-то таскали. Некоторые выходили за оцепление, показывая какие-то бумажки. И ни одного штатского.

– Здорово! – заорал мне кто-то в ухо так, что я едва не подпрыгнул.

– Фил? – удивился я. – Ты же с вевешниками должен был остаться?

– Аааа… – махнул мой товарищ рукой. – Они там еще неделю проваландаются. Чего мне там делать? Напросился с твоими ехать. Еле уговорил.

– А вчера чего не присоединился?

– Не дошел! – заржал Фил. – Ты тоже вчера передвигался с трудом, как я понимаю.

Вместо ответа я только кивнул.

– Ну, какие новости, чего нового?

Я пожал плечами.

– И у меня ничего. О! Погоди-ка! – Фил вдруг напрягся, ноздри его раздулись – точь в точь охотничья собака, почуявшая дичь.

Я проследил за его взглядом. На краю перрона сиротливо стояли два мента, ошалело разглядывая военную суету вокруг. Они очень четко выделялись в своих черных куртках среди моря зелени. Как они здесь оказались?

Фил подождал, когда рядовой с сержантом отвернутся, осторожно подошел со спины и… Как влепил пендель рядовому под зад! Мент едва не упал. Когда второй развернулся и схватился было за свой ментовский «укорот», Фил рявкнул на него:

– Х… тебе, а не московская регистрация! Мудак!

– Эээ… Военный… – растерялся мент.

– Пшел вон, сержант. Ты тут вообще, чего делаешь? Иди нах, бомжей нах гоняй…

Потом раздался такой отборный мат, что бегающие мимо бойцы невольно ускоряли шаг. Рефлекс такой армейский. Если кто-то кого-то материт – надо делать ноги и подальше. Пока самому не досталось.

Фил гордо вернулся ко мне:

– Всю жизнь мечтал…

И предложил выйти на площадь трех вокзалов. На мое удивление, выразительно постучал по лбу и потащил меня к патрулю. Всегда удивлялся его настойчивости и упертости. Все-таки он – настоящий репортер. Я, скорее, аналитический обозреватель. Мне по душе сидеть и корпеть над информацией, нежели добывать ее.

Фил без тени сомнения подошел к капитану и сунул под его красные, усталые глаза свои корочки военкора, полученный им вчера в МВД. Я такое же в УФСБ получил.

– Товарищ капитан, нам на телеграф! Срочное задание!

– Без предписания не могу, – буркнул капитан и отвернулся. Фил вздохнул.

– Товарищ капитан, мне через двадцать минут необходимо отправить информацию в штаб Приволжского военного округа. Если вовремя телеграмма не придет – я переведу стрелки на комендатуру и вас лично. Можно ваши документы?

Капитан поморщился, как от зубной боли. Помялся.

– Запрещено!

Вечный армейский бардак. Документов с печатями недостаточно. Нужна бумажка от начальника эшелона, написанная от руки. И толку от этого патруля?

Мы отошли недовольные. И тут Филу в башку пришла идея. Ему вечно в башку идеи приходят. Иногда даже не очень безумные.

Он остановил лейтенанта, за которым тащили тяжелый зеленый ящик два бойца.

После короткого разговора бойцы рванули обратно, а за ящик схватились мы и потащили его. Тяжелый, сцуко! Однако, труд и секс лучшее средство от похмелья.

Комендач только ухмыльнулся, когда мы проходили мимо.

Слава Богу, тащить было недалеко. Пара «Уралов», в которые грузили ящики, стояли у входа в вокзальный сортир. Около сортира сидел грустный таджик в оранжевом жилете с метлой и совком и что-то напевал по своему, глядя в жаркое небо.

Ящик кое-как закинули, перекурили с летехой и поперлись к площади.

Мать моя родная! Народу! Первый раз в Москве вижу такое количество вояк. Блин, да я ведь и сам сейчас вояка! Непривычно, черт побери. Фил увлеченно щелкал своим фотоаппаратом. Он его называл не иначе как «фаллической дурой». Я же просто впитывал атмосферу всеми порами кожи. Я не умею писать сразу. Мне надо впитать звуки, краски, запахи, слова – переварить их. А уже потом выдавать текст. Плохое качество для журналиста. Из-за этого мы вечно ругались с глав-вредом. Писал я слишком медленно.

Дым, крики, ругань. Очередь в киоски за сигаретами. Какой-то полкаш орет на какого-то майора. Майор потом бежит и орет на какого-то капитана. Капитан мчится материть… И так далее до самого замызганного рядового. Пищевая цепочка в действии.

Фил толкает меня локтем в бок.

– Пойдем телеграмму отправим?

– Какую? – не понял я.

– Шефу. Отправим статейку в газету. Мы на работе или как?

– Мля… Ты представляешь, сколько мы заплатим за пятьсот… Нет. Даже за триста строк?