– Господин оберштурмбанфюрер, – решил я рискнуть. – Я внимательно слушал предисловие к вашим мемуарам.
– Продолжайте, – медленно произнёс Шелленберг.
– После капитуляции генерал Гелен, руководитель отдела «Иностранные армии Востока» генерального штаба вермахта, вновь создал свою службу под покровительством американцев, еще находясь в заключении. Американская и английская разведки пренебрегли вами, ведь они получили готовый военный аппарат разведки. Сейчас у него, как и у нас, нет ничего по новой России, что может заинтересовать запад, зато есть то, что наверняка заинтересует бундесов, сеть в Европе, Азии и Латинской Америке. Да и медицина в Российской Федерации сейчас лучшая в мире, – я старался быть очень убедительным.
– Очень хорошо, господин Михайлов, – на лице Шелленберга появилась улыбка. – Я лично доложу о вашем отчёте.
– Для вас заказан номер в местной гостинице – добавил он.
То, что я проснулся и пил принесённое молодой служанкой кофе, лучше всего говорило, об успешности моего экспромта.
Я побрился, привёл себя в порядок и ровно в девять часов утра стоял у кабинета Оскара Штайна. Единственное, что удивило меня, это вытянувшийся во фронт часовой у входных дверей бывшей гимназии, когда я проходил мимо.
– Доброе утро, герр Михайлов, – услышал я голос Шелленберга. – Присоединяйтесь к нам.
Он, вместе с Оскаром, стоял у маленького столика, держа в руках коньячные рюмки.
Штайн с улыбкой протянул мне третью рюмку:
– Мы выпили за тебя, Петер.
– По какому поводу пьянка? – Поинтересовался я.
– Мы пьём за твоё производство, – Оскар вынул из кармана удостоверение СД. – Тебе присвоено звание хауптштурмфюрера. Официальную присягу СД давать не надо.
Я даже не думал, что моя вчерашняя инициатива приведёт к таким последствиям.
– Поздравляю! – Шелленберг пожал мне рук. – Вы растёте быстрее самого Райнхарда.
Будто я не знаю, кому обязан столь головокружительной карьерой.
Когда мы с Штайном остались в кабинете одни, он сказал:
– Ты понимаешь, что это не совсем настоящее звание. Как у вас говорят, ты осиновый хауптштурмфюрер.
– Не осиновый, а липовый, – поправил я, разглядывая свою фотографическую карточку в удостоверении. Даже форму приладили, порадовался я за мастеров фотолаборатории СД.
Но, как говорили классики: бойтесь данайцев, дары приносящих.
– Пётр, это настоящее удостоверение, оно избавит тебя от множества проблем.
– И породит огромное количество новых – ответил я.
В кабинет вошёл Вольф: – Доброе утро коллеги. Сегодня ночью привезли пленных, и оберштурмбанфюрер просил вас присутствовать на допросах.
Мы спустились по лестнице и, перейдя в левое крыло здания, остановились у железной решетчатой двери, закрывавшей коридор. Пауль с гордостью показал на новые решётки, закрывающие окна:
– Как видите, мы тоже не сидим без дела.
За громоздким столом, одиноко стоящим в середине большой классной комнаты, сидел седой коренастый мужчина в гражданском костюме. Он аккуратно заполнял лист бумаги ровным почерком, не обращая внимания на нас внимания. Напротив него, со скованными за спинкой стула руками, сидел молодой парень в простой рубашке и рабочих штанах. Его лицо украшали заплывший глаз и синяк на скуле. Лицо Вольфа начало багроветь:
– Кто ударил арестованного?
Стоявший у двери охранник нервно сглотнул, кивнув на коренастого.
– Это не я, господин хауптштурмфюрер, это он.
– Сегодня утром пришёл закрытый приказ по службе безопасности, строжайше запрещающий физическое воздействие на граждан Федерации, – шепнул мне на ухо Оскар.
– Всё равно вы от меня ничего не узнаете, фашисты проклятые, – сказал по-русски пленник, и добавил грязное английское ругательство.
Я знал о широком распространении английского языка у бундесов, но такая языковая конвергенция мне в голову даже не приходила.
Я подошёл к столу и взял бумаги. Сидевший за столом встал и зло глядя на меня, заговорил по-немецки:
– Я штабс-капитан Рыбников и веду допрос, как считаю нужным. У меня эта большевистская сволочь заговорит.
– Вы не штабс-капитан, вы неизлечимый идиот, – я сунул ему в лицо протокол допроса:
– Что это за допрос? Что это за вопросы? – продолжал я на русском языке. – Вы член коммунистической партии большевиков? Ваш отец был членом партии большевиков? Вы бы его про бабушку спрашивали, была ли она членом партии большевиков?
– А чё? Моя бабушка была членом компартии, – подал голос наш заключённый.
– Я не потерплю такого отношения к себе, – завизжал штабс-капитан, вспомнив язык предков. – Кто вы такой, молодой человек, чтобы указывать мне?
Я, как и он был в партикулярном, и ему было трудно определить моё положение. Как я ненавидел этих напыщенных индюков, закостеневших в злобе, к отвергнувшей их родине.
– Я, хауптштурмфюрер СД Михайлов отстраняю вас от следствия. Дураки нам не нужны.
– Зачем так резко? – встрял в разговор Пауль. – У нас не хватает следователей, нет толковых переводчиков, кругом сплошная импровизация. Рыбникова я получил из Берлинского отделения РОВС по рекомендации гестапо, они сказали, что раньше он неплохо вёл допросы.
– Вот так? – я показал на избитого арестанта. – Сейчас такой фокус не пройдёт.
– Да знаю я, прекрасно знаю, – отмахнулся Вольф. – Думаете, только вы слушаете радио? Там одни предупреждения о гуманном обращении с военнопленными и бесконечные списки попавших в плен и погибших в России.